С тех пор пролетело еще три года, на дворе уже 2013-й, и сегодня об этом законе, судя по всему, почти не вспоминают.
Все идет своим чередом: школьники учатся на латинице, поступая в вузы переходят на кириллицу, газеты и журналы издаются опять-таки на кириллице, ситуация с книгами на узбекском вообще аховая, что касается литиницы, то на ней выпускаются в основном детская литература, открытки и два-три десятка наименований на основе оплачиваемых госзаказов. И, естественно, учебники. Девяносто процентов узбекскоязычной литературы продолжает издаваться на кириллице – иначе ее не покупают. Латинская графика, о необходимости которой так долго твердили националисты, оказалась невостребованной.
Стоит напомнить, что решение о переходе на латиницу, собственно, как и все принимаемые в современном Узбекистане решения, было не просто волюнтаристским, но откровенно противоречило конституции страны, согласно которой наиболее важные вопросы общественной и государственной жизни выносятся на референдум (правда, тогда оно не имело бы шансов) и стало следствием разогретой в последние годы существования СССР волны национализма и эйфории от обретения независимости.
Другими словами, оно было принято не по каким-то высоким соображениям, а из-за личностных комплексов местных «нациков» - в первую очередь преподавателей ташкентских вузов, остро чувствовавших свою профессиональную несостоятельность и, соответственно, горевших желанием хоть как-то самоутвердиться. В данном случае - изгнать чужеродное, то бишь русское наследие, и заменить его либо своим, «национально чистым» (арабицей), либо хотя бы просто не русским (латиницей).
Те, кто в начале 1990-х наблюдал за этим процессом, прекрасно помнят, что предшествующие принятию этого решения дискуссии о предпочтительности той или иной графики, лучше или хуже отражающей фонетическое богатство узбекского языка, также как и утверждения, что латиница приблизит народ к восприятию мировой информационной базы и поспособствует лучшему усвоению иностранных языков, были исключительно формальны и выполняли роль своего рода маскировочной завесы. (Чтобы оценить, насколько Узбекистан потом приблизился к «мировой информационной базе» достаточно взглянуть на рейтинги ПРООН об уровне человеческого развития.)
Важнейшую роль в проталкивании решения о смене графики сыграла Турция, обрадованная внезапным возникновением сразу пяти новых независимых тюркоязычных государств и задействовавшая все рычаги, чтобы объединить их в некое надгосударственное формирование, естественно, под собственной эгидой. Ходили слухи о крупных суммах, переведенных турками на зарубежные счета руководителей этих стран, но документальных подтверждений тому, естественно нет.
Первый вариант нового узбекского латинского алфавита, принятый в 1993 году, был максимально приближен к турецкому. Однако уже через год президент Каримов рассорился с Турцией из-за того, что та не захотела выдать его главного недруга - Мухаммада Салиха, и отказался идти «по турецкому пути развития», так что в 1995-м узбекскую латиницу демонстративно изменили, выкинув из нее все «турецкие» буквы.
В результате подобной редактуры новый узбекский алфавит оказался не похож не только на латинизированные алфавиты других тюркоязычных народов (турков, азербайджанцев, крымских татар), но и на своего предшественника 1934 года, «Яналиф», не имевшего ни одной «двойной» буквы (их успешно заменяли диакритические знаки и специальные символы).
В новом узбекском алфавите оказалось 29 букв (точнее, 26 букв, 2 буквосочетания и апостроф), то есть, меньше, чем в упраздненном кириллическом варианте, где было 35 букв, включая мягкий и твердый знаки. Отсутствующие буквы компенсировали удвоением некоторых из уже существующих.
Так стали «двойными» буквы Ч, Ш и Ц (последняя - в некоторых вариантах написания), Я, Ю, Ё, а также Е (в начале слова). Буква Ц была разделена на две отдельные буквы – S и TS, в зависимости от ее положения в слове.
Примеры того как стали выглядеть слова, написанные с использованием новых «двойных» букв, можно посмотреть здесь.
Удвоение семи букв и соответствующее удлинение написания слов и текстов - примерно на 10-15 процентов - можно назвать единственным осязаемым итогом принудительного перевода узбекского и каракалпакского языков на латинскую графику.
Забавным курьезом, вызванным изменением написания букв Х и Ҳ, стала их трансформация в X и H. То есть, буква Х (хэ) была оставлена почему-то кириллической. В этой связи написание заурядного слова «Цех» приобрело вид, предполагающий совершенно иные семантические смыслы и коннотации.
Продолжающийся почти двадцать лет переход страны на латиницу – вполне приличный срок, так что можно подвести некоторые предварительные итоги.
Во-первых, очевидно, что «реформа» давно забуксовала. Выяснилось, что сама по себе новая письменность к постижению иностранных языков не ведет: ведь латинские буквы и так все знают. К тому же русский язык оказался намного более востребованным. Так что в некоторых сферах использования латиницы уже несколько лет назад наметился явный откат в сторону укрепления позиций кириллицы. Это видно и по уличным надписям, рекламе, веб-сайтам, деловой переписке и т.д.
Во-вторых, заслуживает внимания такая тенденция: чем дальше от столицы (то есть от глаз начальства), тем реже встречаются объявления и вывески на латинице и чаще на кириллице. Что непосредственно свидетельствует об отношении к этой реформе со стороны народа – того самого, который 20 лет назад спросить «постеснялись».
Любопытно и то, что, по словам многих двуязычных узбеков, свободно читающих на двух языках, в случае прямого запрета узбекской кириллицы, они, скорее всего, полностью перейдут на русский, лишив, таким образом, местные издания существенной части читательской аудитории.
В этой связи можно предположить, что готовящийся переход на латиницу в Казахстане, если он все-таки состоится, повлечет неприятный сюрприз для местных националистов- трайбалистов: значительная часть двуязычных казахов сделает окончательный выбор не в пользу казахскоязычных текстов на латинице, а в пользу русского языка.